Дэвид в последний день съемок «Человека, который упал на землю», в Лос Анджелесе
К тому времени, как я снова попал в Лос Анджелес, Боуи снял домик, маленький и невзрачный. Настолько невзрачный, что я вообще мало что о нем помню и даже, по правде, забыл, где именно он находился. Но почти наверняка, это где-то на Беверли Хиллз. Так или иначе, Дэвид, Коко и я туда въехали, и, в промежутках между съемками последних сцен фильма, Дэвид начал работать над новым альбомом, которому предстояло превратиться в Station To Station.
Дэвид пишет текст для Station to Station в студии Чероки в Голливуде, фото Маккормака
Дэвид решил удержать в группе Карлоса Аломара, Эрла Слика и Дэнниса Дэвиса, и рекрутировать еще Джорджа Мюррея на бас-гитару и Роя Биттана - из E-Street Band Брюса Спрингстина – на клавиши. Хорошо было снова увидеть Слики и Карлоса. Помимо того, что с ними работать – одно удовольствие, они еще и хорошие друзья – были тогда и остаются теперь. Отец Слики прежде служил в Нью-Йорке полицейским, он жил на Стетен-Айленд. Я провел у него один уикэнд - пошатался с дружками детства Слики по разным барам и музыкальным точкам. Это все немало напомнило мне южный Лондон…
Лос-Анджелес снова простер над нами свои странные чары, и вот мы опять зажили как раньше – по сумасшедшему расписанию, с трапезами в непредсказуемое время. Боуи иногда не спал по нескольку суток подряд - разрабатывал идеи для нового альбома…
Записывался Дэвид на студии Чероки в Голливуде. Когда писали группу, я бывал там не слишком часто – только когда Дэвид записывал вокальные дорожки или я был нужен, чтобы спеть бэк-вокал. Случалось, я сидел за столом со звукорежиссером Гарри Маслином. Дэвид, бывало, спрашивал меня, как что звучит. Как ни странно, ничего неловкого в этой ситуации я не ощущал. Дэвид поет исключительно чисто и ритмично – это не лесть, это факт, известный всем, кто с ним когда-либо работал – но я мог сказать что-нибудь наподобие «Мне больше нравится, как ты это пел раньше» или «Почему бы не попробовать вот так и вот этак?»
Записывался Дэвид на студии Чероки в Голливуде. Когда писали группу, я бывал там не слишком часто – только когда Дэвид записывал вокальные дорожки или я был нужен, чтобы спеть бэк-вокал. Случалось, я сидел за столом со звукорежиссером Гарри Маслином. Дэвид, бывало, спрашивал меня, как что звучит. Как ни странно, ничего неловкого в этой ситуации я не ощущал. Дэвид поет исключительно чисто и ритмично – это не лесть, это факт, известный всем, кто с ним когда-либо работал – но я мог сказать что-нибудь наподобие «Мне больше нравится, как ты это пел раньше» или «Почему бы не попробовать вот так и вот этак?»
студия Чероки, сессии Station to Station, фото Маккормака
На Station To Station я был единственным бэк-вокалистом, но все равно это было не самое утомительное занятие. Просто здорово было иметь возможность внести некую лепту то здесь, то там – например, поучаствовать в аранжировке вокала на «Golden Years».
В первый раз Дэвид сыграл мне их еще в том самом невыразительном домике на Беверли Хиллз – он тогда еще думал, как аранжировать припев. Он хотел, чтобы это звучало совершенно беспафосно, обыденно. Мне ужасно понравилось то, что он уже смог выразить через оттенки, особенно кусочек с “Cum b-b-b-baby”. Я развил идею дальше, не стал петь «golden years» второй раз подряд, а заменил ее долгой, взлетающей и падающей, как бы обрывающейся вниз мелодической фразой на “gold” и добавив «уа-уа-уа» в конце. Дэвиду очень понравилось, и он дал мне так же поиграть с фрагментом «run for the shadows».
Когда мы приступили к записи партий бэк-вокала для этой песни, голос у Дэвида пропал где-то на середине, и заканчивать дело досталось мне. То есть я должен был пропеть ту череду невозможно высоких нот, которая там идет перед припевом – они достаточно трудны даже для Дэвида, а для меня это было полное смертоубийство.
В первый раз Дэвид сыграл мне их еще в том самом невыразительном домике на Беверли Хиллз – он тогда еще думал, как аранжировать припев. Он хотел, чтобы это звучало совершенно беспафосно, обыденно. Мне ужасно понравилось то, что он уже смог выразить через оттенки, особенно кусочек с “Cum b-b-b-baby”. Я развил идею дальше, не стал петь «golden years» второй раз подряд, а заменил ее долгой, взлетающей и падающей, как бы обрывающейся вниз мелодической фразой на “gold” и добавив «уа-уа-уа» в конце. Дэвиду очень понравилось, и он дал мне так же поиграть с фрагментом «run for the shadows».
Когда мы приступили к записи партий бэк-вокала для этой песни, голос у Дэвида пропал где-то на середине, и заканчивать дело досталось мне. То есть я должен был пропеть ту череду невозможно высоких нот, которая там идет перед припевом – они достаточно трудны даже для Дэвида, а для меня это было полное смертоубийство.
[по часовой стрелке] Дэннис Дэвис, Бобби Вомак, Дэвид, Рой Биттан и Ронни Вуд
на студии Чероки, сессии Station to Station, фото Маккормака
Когда Station To Station уже близился к завершению, мы перебрались в дом на Стоун Каньон Драйв, на Бель-Эр. Это была такая пародия на тюдоровскую архитектуру. Вход в нее преграждали электрические ворота. Снаружи все сооружение казалось весьма солидным, убедительным, но внутри оно было скроено абы из чего и абы как. Перегородки между комнатами тоненькие, двери невесомые – да стоило вам пернуть внизу в гардеробной - и вы слышали аплодисменты из спальни на втором этаже. На первом этаже там располагалась очень большая комната с галереей и сводчатым потолком, две спальни с уборными, кухня и гардеробная. Я спал наверху.
Дэвид в то время совсем превратился в ночное существо. Коко и я пытались учредить какое-то подобие порядка, время от времени готовили еду дома и подымали Дэвида с постели до полудня, но когда ты пытаешься разбудить человека, который не спал до того трое суток кряду, то тебя просто готовы убить. Бывало, мы приходили ночью в студию – там всегда уже было готово большое блюдо, а на нем сыры, фрукты, пиво, вино, молоко и соки – но Дэвид усаживался к столу с пультами, вздыхал, говорил «Вообще-то у меня сегодня нет настроения» - и мы уходили прочь. Бывали ночи, когда Дэвид работал дома, переслушивал разные треки – они грохотали из мощных колонок в просторной главной комнате – и разносились по дому через те тоненькие перегородки. Коко спала в этом шуме с берушами в ушах. Я решал вопрос по-своему - бодрствовал рядом с Дэвидом, пока просто не отключался.
студия Чероки, сессии Station to Station, фото Маккормака
А как-то раз я попробовал решить этот вопрос другим способом.
Я сидел за столом с Коко и Эриком Барреттом – тур-менеджером Дэвида - в одном забавном рок-эн-ролльном заведеньице на Сансет Стрип, оно называлось «The Rainbow». Кто-то дал мне парочку таблеток кваалюда – весьма популярные в то время таблетки- даунеры, депрессанты. Я их уже пробовал, и ничего тогда не почувствовал. Угостил меня ими в тот раз Ги Андризано, это было во время тура. Через какое-то время я постучал к нему в дверь номера в гостинице - пожаловаться, что от них никакого проку - и открыл мне человек, с виду просто мертвецки пьяный. Ги не мог даже стоять, не держась за мебель. Нижняя челюсть ему не повиновалась и просто висела на уровне груди, покуда, в отчаянных попытках установить коммуникацию, из бессильных, обмякших губ Ги судорожно вырывались жуткие звуки. То есть, в отношении Ги кваалюд совершенно очевидно действовал. В номере с Ги находилась привлекательная девушка, которую, ясное дело, он не в состоянии был развлечь. Как настоящий друг, я сказал, что заменю его, пока он не придет в форму. Когда мы с девушкой уходили, кажется, я услышал, что Ги сказал «йефф!» Правда, так звучало вообще все, что он пытался в тот момент произнести.
Короче говоря, мне не показалось, что, будучи еще и по пять баксов за штучку, этот кваалюд - такое уж великое удовольствие, так что больше я их не употреблял. А в этот вечер в «The Rainbow» я рассудил, что если проглотить те две таблетки примерно в середине обеда, то к тому времени, как я вернусь на Бель-Эр, они, может быть, уже сработают, и я тогда хорошенько посплю ночью, что как раз мне уже очень требовалось. Теоретик… Вместо этого я кончил тем, что плюхнулся лицом прямо в тарелку с макаронами. Коко и Эрику пришлось тащить мое безжизненное тело сквозь ночь Лос Анджелеса, а мне потом не одну неделю пришлось терпеть их шуточки по этому поводу.
Я сидел за столом с Коко и Эриком Барреттом – тур-менеджером Дэвида - в одном забавном рок-эн-ролльном заведеньице на Сансет Стрип, оно называлось «The Rainbow». Кто-то дал мне парочку таблеток кваалюда – весьма популярные в то время таблетки- даунеры, депрессанты. Я их уже пробовал, и ничего тогда не почувствовал. Угостил меня ими в тот раз Ги Андризано, это было во время тура. Через какое-то время я постучал к нему в дверь номера в гостинице - пожаловаться, что от них никакого проку - и открыл мне человек, с виду просто мертвецки пьяный. Ги не мог даже стоять, не держась за мебель. Нижняя челюсть ему не повиновалась и просто висела на уровне груди, покуда, в отчаянных попытках установить коммуникацию, из бессильных, обмякших губ Ги судорожно вырывались жуткие звуки. То есть, в отношении Ги кваалюд совершенно очевидно действовал. В номере с Ги находилась привлекательная девушка, которую, ясное дело, он не в состоянии был развлечь. Как настоящий друг, я сказал, что заменю его, пока он не придет в форму. Когда мы с девушкой уходили, кажется, я услышал, что Ги сказал «йефф!» Правда, так звучало вообще все, что он пытался в тот момент произнести.
Короче говоря, мне не показалось, что, будучи еще и по пять баксов за штучку, этот кваалюд - такое уж великое удовольствие, так что больше я их не употреблял. А в этот вечер в «The Rainbow» я рассудил, что если проглотить те две таблетки примерно в середине обеда, то к тому времени, как я вернусь на Бель-Эр, они, может быть, уже сработают, и я тогда хорошенько посплю ночью, что как раз мне уже очень требовалось. Теоретик… Вместо этого я кончил тем, что плюхнулся лицом прямо в тарелку с макаронами. Коко и Эрику пришлось тащить мое безжизненное тело сквозь ночь Лос Анджелеса, а мне потом не одну неделю пришлось терпеть их шуточки по этому поводу.
Если уж на то пошло, я тоже один раз нес Коко на спине домой, часть пути. Дело в том, что на Бульваре Сансет имелась тогда аптека под названием «Шваб`с». Место это славно тем, что, якобы, именно тут киношники «открыли» Лану Тернер. Фамилия Коко – Шваб, и, понятное дело, она настаивала на том, чтоб там делать покупки. И вот один раз, когда мы выходили из аптеки, Коко потребовала отнести себя на спине до того места, где мы припарковали машину. Естественно, я не отказался. Когда мы тронулись в путь, мимо нас прошла красивая девушка. Я сказал «привет», она тоже – и вошла в аптеку «Шваб`с». Я тут же вернулся следом за ней, с Коко, которая так на мне и ехала. Спросил у девушки номер ее телефона, она написала его на какой-то бумажке, и, поскольку у меня руки были заняты – вручила бумажку Коко. Через несколько дней я ей позвонил, и мы пару раз погуляли. Интересно, что она ни разу не спросила, почему, когда мы в первый раз встретились, у меня на плечах была девушка. Типичный Лос-Анджелес.
Декабрь 1975, запись саундтрека к "Человеку, который упал на Землю" на студии Чероки:
прибытие на студию с пакетом молока (фото Марка Салливана)
и отбытие в 6 утра с Полом Бакмастером (фотографии Брэда Эльтермана)
Заканчивался 1975 год, почти целых три года я не был дома и начинал по-настоящему тосковать. Уже просто ничто мне не доставляло удовольствия. В Лондоне у меня оставалась семья, с которой я с 1972 года почти не виделся, во Франции у меня была девушка и квартира, в которой я так и не пожил. И поскольку у Дэвида никаких проектов не намечалось, а сам он опять взялся за живопись – тоже, надо сказать, безумную – я решил, что пора мне повзрослеть и вернуться домой.
Дэвид давал мне возможность остаться в ЛА – предлагал отправить меня учиться в драматическую школу в Страсбурге, но я этим особенно не заинтересовало, и ни разу не пожалел, что это предложение отклонил. Актерство – весьма и весьма трудная профессия, даже если ты им по-настоящему увлечен.
Было и еще одно предложение, и вот его я часто жалею, что не принял. Фотограф Стив Шапиро спрашивал, не хочу ли я стать его ассистентом. У Стива была студия в ЛА, он сделал кое-какие замечательные фотографии с Боуи. Будь я тогда старше и мудрее, может, я бы как-то приноровился к трудностям Лос Анджелеса, но, сказать по правде, мне скорее кажется, что я облажался бы и подвел Стива. А это совсем ни к чему – такой был потрясающий парень.
Дэвид давал мне возможность остаться в ЛА – предлагал отправить меня учиться в драматическую школу в Страсбурге, но я этим особенно не заинтересовало, и ни разу не пожалел, что это предложение отклонил. Актерство – весьма и весьма трудная профессия, даже если ты им по-настоящему увлечен.
Было и еще одно предложение, и вот его я часто жалею, что не принял. Фотограф Стив Шапиро спрашивал, не хочу ли я стать его ассистентом. У Стива была студия в ЛА, он сделал кое-какие замечательные фотографии с Боуи. Будь я тогда старше и мудрее, может, я бы как-то приноровился к трудностям Лос Анджелеса, но, сказать по правде, мне скорее кажется, что я облажался бы и подвел Стива. А это совсем ни к чему – такой был потрясающий парень.
Cправа одно из самых известных фото Боуи, снятое Стивом Шапиро
Можно сказать, в общем программу по ЛА я выполнил. Я катался верхом по Малибу Бич, гонял в AC Shelby Cobra по прибрежным трассам, поучаствовал по крайней мере в одной вечеринке знаменитостей самого высшего класса, битком набитой кинозвездами и режиссерами. Побывал еще на одной чрезвычайно странной вечеринке рок-эн-ролльщиков в дома Питера Селлерса (на его 50-летие, в сентябре 1975). Там устроили большую сцену, и на нее вышли самые главные музыканты того времени – и Боуи среди них на саксофоне – но каждый из них был слишком погружен в себя, чтобы сыграть что-то слаженно вместе с другими. В результате получился такой кошмарный шум, что прибыла полиция наводить порядок. Ударник из «The Who» Кит Мун – именно он, из всех присутствующих! - старался сгладить ситуацию и убеждал полицию не арестовывать Селлерса. Все это время сам Селлерс неподвижно стоял посреди всей этой заварухи, в точности так же, как потом Чонси Гардинер в «Being There»
Да, я разобрался с ЛА, но теперь пора было ехать домой. И так я и сделал.
8 сентября 1975: 50-летие Питера Селлерса, фотограф - Терри О'Нил
Сначала я полетел во Францию проведать Лоло, которую не видел с тех пор, как мы были в Санта-Фе. Я привез ей целый саквояж старинной одежды, которой накупил на разных блошиных рынках в Нью-Мексико и в Аризоне.
Роджество 1975 года я провел со своей семьей в Англии, а на День Боксинга (это так британцы называют следующий день после Рождества) улетел из Лондона на Барбадос.
Лидд Хаус служил местом ежегодного паломничества для Майкла и Сандры Кеймен. Выстроенный на скалах, с видом на Карибское море, он воспроизводил атмосферу старых колониальных времен. Еще на тот момент в доме жили Ги и Марго Андризано, а чуть подальше по дороге - еще одни друзья из ЛА, Джон и Халле. Лоло приехать не смогла, и я, одинокий среди этих парочек, вечно чувствовал себя каким-то третьим лишним.
Роджество 1975 года я провел со своей семьей в Англии, а на День Боксинга (это так британцы называют следующий день после Рождества) улетел из Лондона на Барбадос.
Лидд Хаус служил местом ежегодного паломничества для Майкла и Сандры Кеймен. Выстроенный на скалах, с видом на Карибское море, он воспроизводил атмосферу старых колониальных времен. Еще на тот момент в доме жили Ги и Марго Андризано, а чуть подальше по дороге - еще одни друзья из ЛА, Джон и Халле. Лоло приехать не смогла, и я, одинокий среди этих парочек, вечно чувствовал себя каким-то третьим лишним.
Я, правда, познакомился все-таки на ближайшем пляже с одной очень красивой немецкой девушкой. Майкл и Сандра благородно позволили мне воспользоваться своей образцовой спальней, где стояла кровать со столбиками и балдахином. Я устроил так, что повар приготовил нам особенно изысканный ужин, а остальные тем временем ушли провести вечер вне дома. Хоть наша беседа за столом, украшенным свечами, проходила как-то чопорно, я все-таки сильно надеялся, что наш роман хоть немножко наберет обороты, когда девушка увидит ту спальню, занавески, колеблемые вечерним бризом… бризом, который проникал в дом через окна, открытые к звездам, отраженным в Карибском море. Увы, рычаг не подошел, земля не сдвинулась - и я проснулся при первом свете дня, и увидел, что моя фройляйн одевается. Когда я спросил, что она делает, она сказала со всей нежностью анестезиолога и на ломаном английском: «Я по утрам всегда ухожу».
После пары славных недель на Барбадосе, мы с Ги решили, что на обратном пути в Нью-Йорк будем делать привалы на островах. Первой остановкой был Пуэрто Рико, в основном, потому, что нам хотелось послушать достойной, настоящей сальсы. В целях экономии мы отыскали один отельчик, где услуги был самые элементарные, но вполне чистенький. Потом провели разведку по Сан-Хуану и выбрали, где назавтра будем слушать музыку.
[фото - Майкл Кеймен ловит рыбу на Барбадосе]
[фото - Майкл Кеймен ловит рыбу на Барбадосе]
Мы просто обезумели от радости, что услышим живую сальсу – и, может, поэтому и попали к кассе того зала, который выбрали, когда там еще было абсолютно пусто. Мы явились на час раньше. Решили подождать, когда откроют, и уселись на красный дерматиновый круглый диванчик, который огибал большую колонну. Если я скажу, что Ги предложил мне таблетку, вы, я думаю, сами догадаетесь, какую. Ну да, кваалюд. Ну да, я не отказался.
Мы с Ги проснулись практически одновременно – и как раз вовремя, чтобы насладиться лицезрением молодой и прекрасной толпы любителей сальсы, который как раз шли через холл. Иные из них явственно удивлялись, видя, что двое парней, мимо которых они прошли по пути на концерт, все еще спят четыре с половиной часа спустя – когда они уже идут обратно…
Мы с Ги проснулись практически одновременно – и как раз вовремя, чтобы насладиться лицезрением молодой и прекрасной толпы любителей сальсы, который как раз шли через холл. Иные из них явственно удивлялись, видя, что двое парней, мимо которых они прошли по пути на концерт, все еще спят четыре с половиной часа спустя – когда они уже идут обратно…
На следующий день мы были на Ямайке. Чтобы вознаградить себя за то бюджетосберегающее размещение в Пуэрто-Рико, в Кингстоне мы остановились в достойном отеле. Там я неожиданно столкнулся с одной стюардессой, которую знал еще в Англии. Здесь она была с еще девятью стюардессами…, и все они были красавицы. Ги чувствовал себя неважно – наверно, отравился кваалюдом – так что девушек на обед пригласил я.
Я шел в тот вечер вдоль по улице Кингстона с десятью девушками, которые, одетые не в форму, а в гражданское, были еще краше, чем обычно. Они остановились поглядеть на витрину в каком-то магазине, и я услышал, как кто-то сказал «Эй!». Я оглянулся, но обладателя голоса не увидел, - его заслоняли все эти любопытные личики.
«Эй» - позвали снова. На этот раз я заметил – какой-то человек стоял, привалившись к стене. На голове у него была шапка и он жевал спичку. Он поманил меня. По тому, как он потихоньку покосился сперва налево, потом направо, я сразу понял, что он мне сейчас предложит покурить чего-нибудь сногсшибательного. Он вытащил изо рта спичку и сказал что-то нечленораздельное. Я попросил повторить, и он, прибавив тон ровно настолько, чтоб я мог расслышать, спросил: «Ты где надыбал столько телок?»
Я шел в тот вечер вдоль по улице Кингстона с десятью девушками, которые, одетые не в форму, а в гражданское, были еще краше, чем обычно. Они остановились поглядеть на витрину в каком-то магазине, и я услышал, как кто-то сказал «Эй!». Я оглянулся, но обладателя голоса не увидел, - его заслоняли все эти любопытные личики.
«Эй» - позвали снова. На этот раз я заметил – какой-то человек стоял, привалившись к стене. На голове у него была шапка и он жевал спичку. Он поманил меня. По тому, как он потихоньку покосился сперва налево, потом направо, я сразу понял, что он мне сейчас предложит покурить чего-нибудь сногсшибательного. Он вытащил изо рта спичку и сказал что-то нечленораздельное. Я попросил повторить, и он, прибавив тон ровно настолько, чтоб я мог расслышать, спросил: «Ты где надыбал столько телок?»
В то самое время, когда мы с Ги проводили время на Ямайке, там же оказался и Боуи, он репетировал с новой группой.
Он выглядел совсем другим человеком по сравнению с тем, каким я его оставил в ЛА. Все еще не в самой лучшей форме, он несколько прибавил в весе, занимался с личным тренером и подзагорел. Мы провели прекрасный вечерок все вместе перед тем, как направились с Ги обратно в Нью-Йорк.
А несколько недель спустя я возвратился в Англию. Стояла середина января, год был 1976-й, и тут и закончилось мое потрясающее и очень поучительное путешествие – почти ровно через три года после того, как началось.
Он выглядел совсем другим человеком по сравнению с тем, каким я его оставил в ЛА. Все еще не в самой лучшей форме, он несколько прибавил в весе, занимался с личным тренером и подзагорел. Мы провели прекрасный вечерок все вместе перед тем, как направились с Ги обратно в Нью-Йорк.
А несколько недель спустя я возвратился в Англию. Стояла середина января, год был 1976-й, и тут и закончилось мое потрясающее и очень поучительное путешествие – почти ровно через три года после того, как началось.
Лидд Хаус на Барбадосе
Хотя телесно я уже снова жил в Англии, мозги мои еще довольно долго туда добирались, и я должен признать, мне понадобилось немало времени, чтобы адаптироваться к нормальной жизни. Тем не менее, из кочевой жизни с Дэвидом я вынес несколько уроков, и один из них - то, что ты можешь сцапать идею и попользоваться ей. Он него этому многие научились.
Позже – прилично позже – я познакомился в пабе с одним парнем. И не в каком-то пабе, а в «The Three Tuns» в Бекенгеме – пристанище Дэвидовой Arts Lab всего несколькими годами раньше. Вот и говорите о том, что все движется по кругу. Мы тогда с Саймоном Голденбергом обнаружили, что у каждого из нас есть по пол-песни, так что мы решили вступить в партнерство и сделать картеру в области сочинения и продюсирования музыки для рекламы и кино.
Позже – прилично позже – я познакомился в пабе с одним парнем. И не в каком-то пабе, а в «The Three Tuns» в Бекенгеме – пристанище Дэвидовой Arts Lab всего несколькими годами раньше. Вот и говорите о том, что все движется по кругу. Мы тогда с Саймоном Голденбергом обнаружили, что у каждого из нас есть по пол-песни, так что мы решили вступить в партнерство и сделать картеру в области сочинения и продюсирования музыки для рекламы и кино.
Нам повезло, что решение наше примерно совпало по времени с рождением сэмплирования в музыке. Мы воспользовались некоторыми полезными связями, и очень скоро уже работали с новым поколением потрясающе талантливых режиссеров, которые, по большей части, проводили рекламные компании в сфере продажи дорогих автомобилей или моды. Занимаясь всем этим, мы летали в ЛА, в Нью-Йорк и по всей Европе. Мы вносили новые этнические и космические оттенки в область саунд-дизайна. Пару раз мы даже попали в Бразилию - мы там готовили музыку для фильма – для «Дикой Орхидеи» - и получили кучу наград, в том числе Золотую Клио в США и Ivor Novello Award в Британии. В начале 90-х у нас получился хит, который попал в в топ-три Соединенном Королевстве - это была песня , взятая для автомобильной рекламы, «Only You» из «Praise». И это обеспечило заключение крупных контрактов по записи и публикации с «Warner» и «Virgin».
Увы, эта игра теперь совсем не такая возбуждающая. Они нам е-мейлом посылают фильм, мы им е-мейлом отсылаем музыку. Кроме того, оборудование, потребное для этого дела, минимально и дешево стоит. Вот таким образом, вооружившись библиотекой звуковых эффектов, готовых ударных и виртуальных панелей, мир и его жена пытаются в наши дни любить друга.
Так что хорошо было оказаться во всем этом в правильный момент. Настоящее везенье и улыбка фортуны. Честное слово.
Джефф и Дэвид оформляют свои впечатления от Монти-Пайтоноских Гамби
на съёмочной площадке "Человека, который упал на Землю"