5 февраля 2009 г.
Я видел странный сон. Не знаю толком, где мы находились, вероятно, в Марракеше. Ты упрекал меня за то, что я оставил в Дар-Эль-Ханч резной камень, вмурованный в стену, когда мы продавали Фернандо этот дом. «Морис Доан нам говорил, что на нем – очень редкий символ, который приносит счастье, и с ним никогда не надо расставаться. Все беды начались, когда мы оставили этот камень. И это все из-за тебя». Дальше, по твоей дурной привычке, последовала литания о твоих несчастьях – об алкоголе, наркотиках, о Ж.де Б., который нас едва не разлучил, и т.д. Я не запомнил всего. Потом я проснулся. У тебя, как всегда, виноваты другие. Как бы я хотел, чтоб ты понял правду! Но ты на это был не способен. Ты не только не хотел взглянуть правде в лицо, ты от нее бежал со всех ног чтобы укрыться в царстве иллюзий – так же как ты бежал от реальности. От этого мира, который некоторые люди называют лучшим из миров, но ты в нем жил, как мученик. Это правда, Ив, кабалистический камень, как ты его называл, так и остался заложенным в стену Дар-эль-Ханча, но не думаю, что это из-за него несчастье обрушилось на тебя, на нас обоих. Ты его так жаждал, этого несчастья, ты столько с ним играл.
читать дальшеВидишь, я никого больше не обвиняю, пусть имя Ж. де Б. и написалось у меня так легко, пусть я и утверждал обратное столько времени, и говорил, что это он затащил тебя в ад, откуда ты уже не вернулся. Но я же знаю, что ты сам хотел всего этого. У меня было достаточно времени, чтобы это признать. Однажды я понял, каково было твое самое главное желание – тебе хотелось играть с дьяволом. Я для тебя был слишком нормальным, слишком square, как тогда говорили, (от КВ – помните фильм «Плакса»? Я оттуда знаю эти слова, squares и drapes), и спасти тебя я не смог. Ж. де Б. был всего лишь поводом, случаем, которого ты искал, и который представился. Некоторое время назад мне позвонил К… и сказал, что у него есть твои письма, адресованные Ж. де Б., и что он так ужаснулся тому, как вульгарны эти письма, как они непристойны, как жестоко сексуальны, что чуть было не бросил их в огонь, но все-таки – это была полу-угроза, полушантаж – он предпочел их сохранить. Я ответил, что мне безразлично. Я же тебя знаю, я помню, какая графомания на тебя нападала, когда тебе случалось влюбиться. «Я написал отвратительные письма Ф…, - сказал ты мне как-то раз, - их надо забрать». Ф. был жиголо, и ничего я у него не забрал. Временами твоя слепота увлекала тебя по весьма дурным дорогам. Возвращаясь к Ж. де Б.. я так и не понял, как ты мог влюбиться в опереточного соблазнителя, фата, женоподобного и очень скромных достоинств.
Я припоминаю, как во время твоего последнего курса лечения ты, отвечая журналисту, повторил ту фразу Дюра: «Не обманывайтесь, я алкоголик, который не пьет». Вот во что тебе понадобилось превратиться. Вот из-за чего ты теперь смотрел так потерянно и страдальчески, и твой взгляд больше никогда не был прежним. Веселым, таким озорным - твоим обычным взглядом наших первых лет. Счастливых лет.
15 февраля 2009 г.
Десять дней прошли с моего последнего письма. Я избавлю тебя от подробностей за десять дней. Эта распродажа меня поглотила в полном смысле слова. Я тону, держу голову над водой только ценой бесконечных усилий. Я понимаю, почему ты бы на моем месте не допустил этой продажи. Прежде всего, ты бы и не захотел, а потом – ты бы не пошел на то, что ее сопровождает: по десять интервью в день, радио, телевидение со всего света. Поверишь ли ты, что я это делаю не из тщеславия? Конечно, я очень рад развернуть перед лицом всего мира вещи, которые мы собрали, вдвоем ты и я, показать, как строго мы подходили, что были абсолютно требовательны. Но ты же прекрасно помнишь, насколько это все получилось нормально, естественно. Ты помнишь, нам ни разу не показалось странно, что к нам попали Пикассо или Матисс. В некотором смысле мы верили, что эти картины были нам назначены судьбой. Когда я смотрю на каталог из 733 лотов, которые скоро будут проданы, голова у меня идет кругом, я говорю себе, что это работа сумасшедшего. Двоих сумасшедших. Поскольку ответственность за большую часть приобретений лежит на мне, я все спрашиваю себя, где я находил время собирать все эти предметы, все эти картины. И я считаю восхитительным – но это слово недостаточно сильно – то, что наши вкусы не различались ни капли. Ни в чем. По сути, главное доказательство любви, которое мы дали один другому - это коллекция и наши дома. В один прекрасный день ты мне сказал: «О вкусах Берже будут говорить, как о вкусах Ноайлей». Я застыл с открытым ртом. По правде, от тебя редко можно было услышать комплимент, и в общем-то ты предпочитал первую роль брать себе. И практически всегда я тебе ее уступал. Так же, не облекая этого в слова, мы разделили амплуа с самого начала. Каждый из нас знал, чем ему заниматься.
Да, работа двух сумасшедших! Газеты всего мира говорят об этой продаже. В гостиницах нет мест, частным самолетам в Бурже уже негде садиться. Как ты знаешь, говорят об «аукционе века». Сказать тебе правду – мне все это, конечно, нравится, но не потрясает как-то сверх меры. Аукцион века или не века, но все эти картины, эта мебель, предметы, которые мы так любили - скоро они начнут новую жизнь. В моем возрасте уже пора уметь избавляться от груза. У тебя был твой гений. А я – мне удалось сопровождать тебя, и эта коллекция, которую мы вместе создали, позволила мне находиться рядом с «похитителями огня», о которых говорил Рембо. Ты знаешь, я никогда не смогу достаточно выразить тебе, как я благодарен, что ты взял меня с собой в путешествие к вершинам творчества. Пятьдесят лет я провел там рядом с тобой, я наблюдал, я был внимателен, и я прекрасно знаю, что твоя жизнь и работа сложились бы по-другому, если бы мы не встретились. А все-таки самое главное – это талант, и никому на свете ты им не обязан.
Сегодня воскресенье, холодно. Прямо сейчас, когда я пишу тебе, кто-то находится в Гран-Пале, готовит выставку и аукцион. Я говорил тебе, что все это будет происходить в Гран-Пале? Я очень хотел, чтобы выставка твоих работ происходила в это же время. Я бы смог тогда показать то, чем я особенно горд, и что выражается одной фразой: откуда шли деньги, куда шли деньги. Но та выставка будет в следующем году, в марте, в Пти-Пале. Мы покажем триста моделей. Если бы ты знал, с каким страстным интересом на них смотрели люди в Монреале и Сан-Франциско – ты бы почувствовал гордость! Я ее чувствовал. Я видел, как ты их создавал, потом видел их на показах. Ты скажешь, что эти коллекции подчас нелегко было делать, но припомни, как счастлив ты бывал в конце, когда весь зал единым движением поднимался и приветствовал тебя. Увы, это счастье, счастье момента угасало очень скоро, и очень скоро на его место приходила тоска. Сейчас воскресенье, выставка откроется через пять дней.
-
-
25.08.2015 в 01:34Очень цепляет сама эта форма - писем, разговора, как будто он для него живой.
-
-
25.08.2015 в 09:37